Кыргызстан: людей судят за картинки в телефоне, а не экстремизм

Правоохранительные органы в Кыргызстане преследуют не за реальные призывы к насилию и дискриминации и не за действия, причинившие кому-либо ущерб по мотивам ненависти и вражды, а за хранение текстов и изображений дома, в камере СИЗО, в памяти мобильного телефона. Такой вывод сделали составители анализа правоприменительной деятельности и нововведений в законодательстве о борьбе с экстремизмом.

Документ подготовлен общественным фондом «Гражданская инициатива интернет политики». В нем представлено последовательное исследование применимых норм международного права, регулирующих свободу выражения мнений и ее ограничения, в том числе в контексте различных подходов, существующих в демократических правопорядках, а также доступной практики КР в отношении применения международных норм о правах человека.

Авторы доклада отмечают, что основополагающими законами в данной сфере являются Закон от 17 августа 2005 года №150 «О противодействии экстремистской деятельности» и положения Уголовного кодекса, а также Кодекса о нарушениях. Кодекс о проступках не содержит положений, устанавливающих ответственность за нарушения антиэкстремистского законодательства.

«Большинство судебных дел по обвинению в экстремизме рассматривались на основании УК КР 1997 года, действовавшего до 1 января 2019 года. Количество опубликованных судебных решений невелико, они распадаются на две группы: уголовное преследование и административные запреты текстов как экстремистских, — отмечают правозащитники. — К первой группе можно отнести доступные приговоры – это осуждения по статье 299.2 УК КР 1997 года «Хранение и распространение экстремистских материалов».

Правозащитники приводят пример, когда один из осужденных отбывал наказание в 23 года лишения свободы по другому приговору за экстремистское или террористическое преступление. «В следственном изоляторе у него нашли черный флаг с надписями на арабском языке. Теологическая экспертиза установила, что надпись на нем относится к Кавказскому эмирату Исламского государства, запрещенному в ряде стран, в том числе в РФ, — отмечается в докладе. — Со ссылкой на эти доказательства, а также на показания сокамерников по факту обнаружения флага, без дополнительного правового анализа Свердловский районный суд Бишкека признал подсудимого виновным и приговорил к 8 годам лишения свободы. С учетом предыдущего приговора срок ему продлили на три с половиной года».

В похожем деле был произведен обыск по подозрению в краже обуви, в ходе обыска была обнаружена религиозная литература движения «Йакын Инкар» («Якын-Инкар»), признанного в 2017 году экстремистским.

«Ход обыска подтверждался показаниями понятых, экстремистское содержание книг – заключением эксперта, признавшим их деструктивный характер и наличие в них призывов к свержению конституционного строя, — отмечает правозащитная организация. — Это юридические выводы экспертного заключения были скопированы без какой-либо дополнительной оценки в приговор Панфиловского районного суда Чуйской области, приговорившего подсудимого к трем годам колонии-поселения».

Авторы доклада пишут, что ко второй группе дел относятся судебные решения, запретившие семь групп материалов (преимущественно, книги и фильмы), включенных в список Министерства юстиции.

«Среди них – снятый в Марокко голландский фильм о гомосексуальности и мусульманстве «Я гей и мусульманин», представляющий легитимную форму обсуждения социальных проблем в демократическом государстве, — пишут правозащитники. — Кроме того, в списке 65 пунктов «изъятых экстремистских материалов», представляющих документы, служившие доказательствами по уголовным делам; все они относятся к организации «Хизб ут Тахрир». Кроме того, около 20 организаций признаны экстремистскими или террористическими, но судебные решения об этом недоступны».

В докладе также отмечается, что уголовное преследование осуществляется в отношении людей, уже известных правоохранительным органам по другим делам (осужденные либо подозреваемые), либо члены групп, признанных экстремистскими, т.е. правоохранительные органы «ищут под фонарем».

«Преследование осуществляется не за реальные призывы к насилию и дискриминации и не за действия, причинившие кому-либо ущерб по мотивам ненависти и вражды, а в основном за хранение текстов и изображений дома, в камере СИЗО, в памяти мобильного телефона. Таким образом, действия правоохранительных органов создают преступников, а не восстанавливают нанесенный преступниками потерпевшим реальный ущерб», — считают авторы доклада.

По мнению правозащитников, судебные решения, как по уголовным, так и по гражданским (по существу, административным) делам, во всем следуют экспертным заключениям, которые отвечают не на вопросы, требующие специальных знаний, а на вопросы права. Причем, судебный контроль за выводами экспертов на практике отсутствует.

«В то же время статья 313 УК КР пока, как представляется, не стала основным средством репрессий в сфере борьбы с экстремизмом онлайн, вообще приговоры в основном касаются физических предметов, а не высказываний в сети Интернет. Это избавляет Кыргызскую Республику от вала уголовных наказаний и сроков за статусы в соцсетях, лайки и репосты, как это происходило в России до 2019 года, но нет и гарантий, что подобное развитие событий исключено», — пишут аналитики.

Авторы аналитического отчета разработали рекомендации по совершенствованию антиэкстремистского законодательства КР таким образом, чтобы оно не стало «инструментом обвинительных приговоров за посты, лайки или репосты в социальных сетях».

«Поскольку в Законе 2005 года понятие «экстремистская деятельность», как указано выше, в основном является компиляцией из разнообразных преступлений и не имеет собственного, отличного от этих преступлений значения, лучшей рекомендацией была бы отмена Закона 2005 года полностью и безоговорочно. Что же касается списков экстремистских организаций и материалов, они служат конвейерному производству уголовных дел в отношении людей, никому ущерба не причинивших», — считают правозащитники.

Но поскольку отмена действующего законодательства по борьбе с экстремизмом политически едва ли возможна, предлагается сократить негативный эффект в части соблюдения прав человека за счет определенных мер. Среди них введение в определение экстремистской деятельности указания на то, что это понятие направлено на защиту уязвимых меньшинств, рассмотрение дел о признании организаций или материалов экстремистскими таким образом, чтобы бремя доказывания было возложено на государственные органы, а также обеспечение реальной независимости экспертов от государственных органов, применяющих антиэкстремистское законодательство, при отсутствии таковых — обращение к иностранным экспертам.

«Ужесточение процессуальных норм сократит возможности для злоупотребления и излишне широкого применения антиэкстремистского законодательства, что, в свою очередь, внесет вклад в соблюдение международных норм о правах человека», — убеждены авторы аналитического документа.

Кроме того, предлагается внести следующие изменения в Уголовный кодекс КР:

— введение прямого указания в статью 313 УК КР на то, что запрещенные ей действия могут быть совершены только в отношении уязвимого меньшинства или его представителей;

— исключение экспертиз, отвечающих на правовые, а не фактические вопросы, из числа допустимых доказательств; введение требования независимости экспертов в уголовных делах от сторон по делу, в том числе и в первую очередь не про сто от прокурора лично, но от государства как института вообще;

— исключение статей 314 и 315 из УК КР или перевод их в категорию нарушений или хотя бы проступков.